Лимонов: От Алтая до Лефортовской тюрьмы — один шаг

Журнал о моде и стиле «GQ» опубликовал в последнем номере воспоминания одного из лидеров внесистемной российской оппозиции Эдуарда Лимонова о периоде, который он провел в Республике Алтай накануне своего ареста. Напомним, он был арестован в апреле 2001 года по обвинению в хранении оружия и созданию незаконных вооруженных формирований, которые он, якобы, намеревался использовать для вооруженного вторжения в Казахстан для защиты русскоязычного населения.

«Приключения начинаются просто. Нужно решиться на приключения, и тогда они последуют цепью, одно за другим. Далеко, в толще годов вижу стоящую в тени деревьев повозку, без лошади, но не пустую, полную, как нам показалось, сена. Впоследствии мы поняли, что это редкие травы и корни Алтая, — пишет Лимонов в «GQ». — Повозка стояла, обнаруженная в стране, где мы никого не знали; на земле, где мы оказались намеренно, но которую до сих пор знали по картам. На картах были обозначены хребты, их вершины, синие почеркушки рек и точки проживания человеков. Там были села, но также и скромные точки под названиями «заимка» или «зимовье». Повозка — мы к ней подошли на свою голову, не зная, что уже выбрали судьбу и тюрьмы, и лагеря, выбирая эту повозку, — выглядела так, будто была обнаружена белыми на земле каких-нибудь гуронов в первозданной Северной Америке. Алтай тех лет, а прошло уже чуть ли не полтора десятилетия, выглядел как земля гуронов. Очень редко, но мимо нас проезжали вдруг на маленьких лошадках темнолицые, коротконогие и скуластые гуроны, в данном случае — алтайцы, они же калмыки, те, что не откочевали несколько веков назад из этих мест в те места, что стали современной Калмыкией. За плечами гуронов поблескивали ружья.
Повозку мы тогда обнюхали и осмотрели как осторожные псы. Пройдя чуть дальше, обнаружили два вырубленных и причудливых столба, символизирующих вход в чьи-то владения. За столбы мы сходили на следующий день, а в тот день вернулись в наш лагерь у реки.
За столбами располагалась пасека Пирогова, маленького мужичка-мечтателя, собирателя трав и корней, врачевателя и гражданского мужа девки-калмычки. Менее чем через год нас будут брать на пасеке Пирогова две роты спецназа ФСБ, а тогда мы, загадочная для местных группа, шастали в той части Республики Алтай, рядом с границей с Казахстаном, подозрительные, как иностранные дьяволы.
Некоторое время мы жили у реки. В доме, построенном для пастухов, правда, в нем еще не было оконных рам и стекол, но печка-буржуйка уже была. Были и деревянные нары. Нам разрешил жить в этом доме хозяин тех мест, директор «маральника», в прошлом он назывался совхоз, по фамилии Кетрарь. У всех молдаван фамилии либо заканчиваются на «арь», Кетрарь, Морарь, либо на «ена», Кучерена. Алтай весь состоит из «маральников». Это огороженные металлическими или любыми другими заборами территории гор, холмов, лугов и ущелий, где живут олени-маралы. Алтайцы вылавливают их, когда нужно пилить им рога, вылавливают как гаучо, с помощью лассо, рога отпиливают и продают, а маралов отпускают. Ну, время от времени они закалывают одного-двух-трех для своих нужд, конечно. Рога продают на Дальний Восток, в Китай, в Южную Корею, в Японию, очень дорого — бывало, в лучшие времена до трех тысяч долларов за килограмм. Хозяева «маральников» настоящие феодальные князья этих мест, каждый имеет под началом десятки спаянных годами мужиков в камуфляже, то есть свои личные армии. Кетрарь первое время встречался с нами пару раз, но позднее ему, видимо, донесли на нас из Управления ФСБ по Республике Алтай, он встречаться перестал. Он мог легко вышвырнуть нас со своих владений, приехав с армией, но он этого не сделал, ему не велели в ФСБ, им нужно было нас наблюдать, чтобы потом арестовать.
Мы жили у реки, потом, когда отбыл в Барнаул Пирогов, переехали на пасеку, где было, конечно, теплее и удобнее. Мы ловили рыбу, ставя сеть на ночь поперек горных рек, собирали огромные дождевые грибы и черемшу для салата, вечерами и ночами к нам прискакивали любопытные, как правило, пьяные гуроны, привязывали лошадь, клянчили водки и до хрипоты и драки воспевали своего, как они считали, Чингисхана, покорившего когда-то и обратившего в рабство вас, русских. Желтолицые не простили нам Российскую империю и СССР, они мечтают о мести; сидя с ними у ночных костров, лицезрев их потные монгольские лица захиревших завоевателей, мы, городские жители, окунались в мир, которого мы не знаем, а он есть вокруг нас.
Алтаец Лёха (на самом деле у него есть это странное имя аборигена, но он хранит его от чужих), возчик, рассказывает о своей лошади, как о сестре прямо. Однажды Лёха приехал пьяный и не распряг лошадь. Утром вспомнил и пошел к лошади. Лошадь стала к нему задом. И вдруг треснула его копытом. Лёха возмутился и ударил лошадь кулаком в челюсть. Она опять ударила его копытом. «Легонько, если бы она хотела, она бы убила меня копытом, но больно. Злая была. Я ее распряг, зерна дал, успокоилась, простила. Мы с ней часто деремся, если что не по ней, она — копытом. Но столько раз меня пьяного домой привозила. Умная».
Вторым после Чингисхана по популярности у алтайцев служит волк. «Волки есть?» — спрашиваю я, поселившись на заимке глубоко в горах, рядом с летним пастбищем. Там до государственной границы километров пять всего. Удобное место для государственных преступников.
«А как же, есть, есть волчишки»,— подтверждает кривоногий милиционер со ржавым автоматом. Он приехал на лошади, послан посмотреть (нас в тот год разглядывали даже с вертолета, и не раз). Милиционер расхваливает волка, как он пристально следит за человеком, насколько волк умнее человека. Алтайцы восхищены волком. Уважают его безмерно.
Заяц у них проходит по низшей категории как самое глупое животное. На зайцев алтайцы с огнестрельным оружием не охотятся. Зайцев ловят силками дети. Мы пытались поймать силками зайцев, их следов было огромное количество вокруг. Но не умеем, не поймали, потому что мы не алтайцы.
— А медведь есть тут?— спрашиваю я.
— Есть, есть медведь. Вон там живет,— показывает милиционер на дальнюю лесистую гору. Я ходил на эту гору вчера, безоружный. «Хороший медведь»,— заключил милиционер.
— Что значит «хороший»?
— Смирно живет. Коров не дерет, хороший медведь.— Внезапно милиционер спрашивает: — Оружие огнестрельное имеешь, академик?
Из-за очков и бороды, я знаю, алтайцы называют меня «академиком».
— Какое там оружие, нет никакого.
— Э, тут без ружья нельзя жить,— говорит милиционер. Садится на лошадь, обхватывает кривыми ногами бока лошади, и оба животных скоро скрываются за поворотом.
Приключения начинаются просто. Вначале ты разглядываешь карту. И вот ты уже на земле гуронов. Ловишь рыбу сетью, собираешь дождевые грибы и черемшу. Набрел с товарищами на повозку. Познакомился с хозяином. В апреле тебя арестовывают две роты спецназа ФСБ. И вот ты уже в тюрьме Лефортово, потом в тюрьме в Саратове. Приключения — они такие, одно цепляется за другое», — заключает Лимонов.