Амаду Мамадаков ввел в сюжет «Слуги двух господ» историю с катастрофой Ми-171

Восторженно встретили зрители новую постановку в тувинском музыкально-драматическом театре, где 25 марта состоялась премьера «Денгерлернин айбычызы» по пьесе Карло Гольдони «Слуга двух господ». Режиссер и киноактер Амаду Мамадаков смело перенес в тувинские реалии Италию XVIII века. Вместо гондол, кочевники залезают, а потом таскают на веревочке свои расписные «аптара» сундуки; почтенным отцам двух семейств предстоит не просто поженить своих детей, а напомнить об общих корнях и породнить две приграничные территории: тувинскую и алтайскую. Как пишет Tuvanews, спектакль и начинается с символической сцены: силуэты знаменитой «Алтайской принцессы» с плато Укок тюркского воина предваряют действие.

Роль Труффальдино стала бенефисом Оолака Ондара. Выпускник ЛГИТМИКа за пятнадцать лет работы в театре ни разу не играл в полную мощь своего комедийного таланта и как будто только и ждал появления Гольдони на нашей сцене. Пресловутым чертом из табакерки он выскакивает из зрительного зала, возвращается туда, вовлекает в балаган оторопевших зрителей и скрывается, чтобы появиться снова. В пандан ему только игра Саяны Оюн (Бригеллы). На этом актерском дуэте держится весь каркас спектакля. Удивительно тонкий перевод текста на тувинский язык осуществил актер Леонид Кан-оол, кстати, он играет Сильвио – зловредного жениха, с мефистофелевскими шуточками. И тоже очень убедителен в своей роли.
Щедростью Бригеллы с Труффальдино, обносящих зрителей натуральным «изиг ханом» (традиционным угощением из кровяной колбасы), уходом героинь в виртуальный мир компьютерных игр режиссерские хулиганства не заканчиваются. В самый патетичный момент на фальшивую россыпь золота в «танце орла» (в ритуальном приветственном танце борцов) под свист восторженного зала ступают два знаменитых «хурешиста» Маадыр Монгуш и Алдын-оол Куулар, чемпионы республики по вольной борьбе с титулами Арзылан моге. Борцы в поединке своими движениями поднимают пыль от блесток, топча никчемное «золото», что выглядит более, чем символично.
Такие же аллюзии прослеживаются и в грохоте винтов, когда Труффальдино, надрывая голос, разговаривает, задрав голову к небу, с какими-то невидимыми господами в небе. Утаскивая наверх сундук с золотом, голоса упоминают архаров. Несложно догадаться, что в спектакль введен отголосок январских событий, когда рыщущие в алтайской тайге вип-охотники, расстреляв краснокнижных горных архаров, погибли сами. Не случайно Труффальдино обращается к зрителям с горьким монологом о судьбе своей земли: под предлогом экономических преобразований вывороченной земле, во имя науки обесчещенных могилах предков, духе «Укокской принцессы», не нашедшей успокоения и насылающей землетрясения на своих неразумных потомков. Специально для постановки были сшиты стилизованные костюмы, в которых смешиваются европейские и тюркские мотивы. В последнем акте силуэт «Алтайской принцессы» через разорванное полотно вторгается в сценическое пространство и сопровождает уход Труффальдино, успевающего крикнуть: «Но кончен путь. Я вижу берега».
Театральная «принцесса» предстает в максимально приближенном к описанию реставраторов наряде. Веселье заканчивается. Молодожены счастливы. Алтайский и тувинский сваты переговариваются по спутниковым телефонам, крича друг другу: «Але-але, плохо слышно. Подожди, сейчас заберусь на Монгун-Тайгу!». После полуторачасового смеха у зрителей остается легкая грусть от последнего назидания веселого слуги, вынужденного крутиться, чтобы выжить меж двух хозяев: «Скажу без похвальбы, что в наши годы двум господам служить — лихой удел».