На афише московского театра он представлен как Заслуженный артист Республики Тыва, но в Туве был только один раз. Он хороший педагог и талантливый режиссер, но его в основном знают только как актера. Он живет и работает в Москве, но всей душой предан только Горному Алтаю. Он родом из глухой деревушки, но его знает вся страна. Он сын своего народа, но его считают своим все азиатские республики, пишет Тува-Онлайн, предваряя интервью с Амаду Мамадаковым.
В послужном списке работ Мамадакова, заслуженного артиста Республик Алтай и Тыва, немало театральных ролей, но его помнят по киноработам «Звезда» и «9 рота». Год назад по предложению руководства Тувинского театра Амаду Мамадаков поставил спектакль «Слуга двух господ» Гольдони.
– Амаду, вы свободный художник или служащий искусства?
– Я актер театра Александра Калягина «Et Cetera». Три года был на испытательном сроке – доказывал, что могу работать. Доказал. Уже десять лет занят в разных спектаклях. Много работаю над собой. Не имею права ошибаться перед русскоязычным зрителем, и постоянно занимаюсь сценической речью. Во мне все еще «сидит» акцент, который требует тщательной работы над произношением.
В наш театр часто приходят новые режиссеры. И мы – актеры – всегда в мобилизованном состоянии, потому что должны реализовать то, что «сидит» в голове режиссера, которого видим впервые. Собираемся, работаем этот период, театр выпускает продукт, и дальше все повторяется уже с другим режиссером.
– А кого может играть актер-азиат на сцене московского театра, в репертуаре которого спектакли с персонажами славянской наружности?
– Из-за внешности не простаиваю. Если роли Сидорова, Иванова, Петрова построены на юморе, почему бы не сыграть их актеру-азиату? Все зависит от того, как режиссер преподнесет роль зрителю. А так у меня есть и главные, и эпизодические роли: проповедника, мальчика-ливанца и другие. В одном спектакле играю в паре с Калягиным.
– Ваши работы «Сон в летнюю ночь» с алтайскими актерами и «Слуга двух господ» (в переводе «Денгерлернин айбычызы») на тувинской сцене в чем-то перекликаются. Это ваш почерк, когда классика переигрывается на современный лад?
– Работаю и с современным материалом, но только классика дает такой объемный материал и много возможностей. Получается, я беру классический материал, но переделываю под себя. Не знаю, кому-то нравится, кому-то нет. Самое главное, чтобы зрителям понравилось. Вообще спектакль надо воспринимать на уровне чувств. А рассудок мешает актерам полностью раскрепоститься.
– Некоторые моменты в спектакле «Денгерлернин айбычызы» были непонятны. Кроме известной истории ловкого слуги, в спектакле заложен еще один пласт – тема алтайской принцессы Укок из знаменитого погребения.
– Да, это так. Тема Укока меня волнует всегда. Я был на месте ее захоронения. На Алтае ставил спектакль «Чирчик», откуда взял монолог и дал Труффальдино из «Денгерлернин айбычызы». Боль о принцессе Укок перекочевала из моего алтайского спектакля в тувинский.
Мне хотелось объединить Алтай и Туву. У наших народов много общего – национальные костюмы, обычаи и даже изиг-хан. Наши предки кочевали и угоняли друг у друга горячих коней. Укок и Аржаан появились в одну и ту же скифскую эпоху. Родство наших народов продолжается, хотя когда-то их разделили горы. У вас живут мои земляки, которые создали здесь семьи и остались жить.
– Чем стала для вас Тува? Возможностью подработать или…?
– Приезд к вам для меня не зарабатывание денег, а возможность творить. У меня получилось здесь собрать команду единомышленников. В столице молодые режиссеры мечутся в поиске, не знают, как защитить дипломные работы. И это тогда, когда в республиках есть огромные здания театров, работающая система, замечательные актеры. Почему бы с ними не поработать. Многие в Москве живут и вкалывают, чтобы отдавать ей дань. Но чтобы узнать другие ценности, надо отъехать от Москвы.
Перед поездкой с тувинских сайтов впитывал хорошее и плохое о Туве, читал разные мнения, ходил на «горбушку» за новым поступлением тувинской музыки. Параллельно подыскивал материал для постановки, отсматривал фотографии тувинских актеров, знакомился, прикидывал. И было так угодно небесам, что с моим рабочим графиком совпало все – оказались в Туве и группа «Хун-Хурту», и борцы хуреша Маадыр Монгуш, Алдын-оол Куулар, и известный горловик Конгар-оол Ондар. Все концы свились в один узел.
– Вы воплотили какую-то часть творческой задумки в Туве, а не возникало мысли себя на своей родине реализовать?
– Я делаю это. Своих сокурсников не бросаю, нахожу время, чтобы приехать ставить спектакли. Дружба закладывается в студенчестве, и важно в театре в дальнейшем сохранить студийность, чтобы актеры поняли, что они – костяк театра, его этап, эпоха.
Как режиссер, стараюсь, чтобы актеры заново посмотрели друг на друга и открыли что-то неизведанное в себе. У меня нет разделения – этот хорош, тот плох. Каждый – индивидуальность, талант. Актеров надо любить, без любви не получится спектакля. Если человеку нравится, и он любит, он работает.
Почему в театральных вузах любят азиатских актеров. Говорят, что они приходят очень чистые, не испорченные цивилизацией и с огромной верой в театральную школу. Педагоги утверждают, что азиаты от природы органичные люди. Это все от земли. Например, моя алтайская студия в 17 человек, всеобщие любимцы, уже «звезды». От имени Щепкинского театрального училища выступают везде.
– Все театры без исключения со временем испытывают творческий кризис. Вам, человеку со стороны, виднее, как с этим обстоит у нашего театра.
– Кризис неизбежен. Театр к этому все равно рано или поздно придет. Это нормальный процесс. Нужно понять, куда идем, движемся, и искать новые формы. Нужно «принюхиваться» к тому, что там, за Саянами происходит. Театр должен работать, сотрудничать со всеми театрами, фестивалями. Для этого создавать сайт и использовать современные технологии.
Сцена вашего театра энергетически огромна, принимает и допускает практически все. Я видел, как шаманка Ай-Чурек во время Шагаа камлала на ней. Впервые видел, как зрители проходят обряд очищения через сцену. И все это было так естественно и гармонично для тувинца. Ваш театр мне напомнил Малый театр, при котором я учился.
– В современном российском кино актеры азиатской внешности, как правило, игроки второго плана. И даже если это положительный герой, он наивен, простоват, одним словом, дитя природы типа «моя твоя не понимай», «моя хороший охотник».
– Такой штамп есть. Я всегда борюсь с этим. Кто-то прислушивается к моему: «Ребята, давайте здесь уйдем от штампа и по-другому сделаем», кто-то нет. Может, в этом есть своя политика, не знаю. Когда вышел фильм Сергея Бодрова «Монгол», ощущалось прохладное к нему отношение, потому что не хотят, чтобы история прозвучала в таком ракурсе.
– Легче оставить историю Чингисхана в виде привычного монголо-татарского ига?
– Наверное, можно сказать так. Менять в современном российском кино устоявшийся образ азиата не в моей компетенции. Это решают другие люди, а я просто рабочий – актер, который отрабатывает свою линию роли, задолго до моего появления в кинопроекте уже написанную и отредактированную.
– Поэтому, наверное, в фильме «9 рота» ваш герой в основном жующе-мычащее существо, к которому время от времени обращаются со словом «чурка». Не обидно?
– Было семь вариантов фильма. Многое не вошло. Снимаешься, а на деле получается совершенно другой фильм. Твою линию оборвали, потому что оставили сюжетную линию, которая важнее. А из-за того, что кадры с моим участием повырезали, я на уровне чукчи и остался. Что делать после такого, идти воевать: «Почему так смонтировали и мою линию до конца не довели?»
Воины-афганцы рассказывали: «Сидишь по нескольку месяцев на вершине сопки с одними и теми же людьми. Играешь в карты на вши, и ждешь, прилетит когда-нибудь вертушку запаса или нет. Видишь, как на другой стороне сопки убивают твоих товарищей, и не можешь добраться до них. Остается только потом похоронить их».
В фильме «9 рота» показаны отношения, нормальные для среды восемнадцатилетних пацанов, не обремененных образованием и воспитанием. Да, обзывали чуркой, материли друг друга. Обычный мужской, солдатский лексикон. А потом все погибали. Война.
К сожалению, кино в этом плане – вторично. Разве в жизни мы не обижаем друг друга? Сюда приедешь, здесь русских обзывают, туда приедешь, там нас обзывают. Со временем это, конечно, сгладится, но пока имеем то, что есть. Москва – каменные джунгли, здесь с тобой не церемонятся, к какой бы ты расе ни принадлежал. Приходится учиться выживать.
– А есть ли у вас роль в кино, которая вам нравится?
– Самый дорогой для меня фильм первый. Это фильм о Великой Отечественной войне «Звезда». Он научил меня любить Россию. Особенно острое ощущение родины возникает у меня за рубежом. Там понимаю, что у меня российский менталитет. Вернулся как-то из Китая, сошел с трапа самолета и сказал себе: «Слава богу, я вернулся в Россию, я вернулся домой». После таких пронзительных фильмов становишься патриотом.
Последняя моя киноработа – четырехсерийный фильм «Защита». В связи с кризисом съемки свернули. Фильм о том, как в 1946 году фронтовикам пришлось выживать снова, уже в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Там я играю алтайца-зека.
– А Тува еще повторится в вашей жизни?
– Думаю, обязательно. В Москве уже практически все пересчитывается на деньги, жизнь очень быстро меняется. В глубинке эти процессы идут гораздо медленнее, и за счет этого сохраняется многое. У вас мощная энергетика, много информации, которую надо уметь распределить и защитить от информационных воров. (Показывает значок в виде свернувшегося кошачьего хищника из Аржаана-1). А то получится как с этим значком, который делаете не вы, а другие. Значит, они забрали права на изготовление этой символики и зарабатывают деньги. На Алтае сегодня происходит то же самое.
Алтай по экономическим показателям развития идет на шаг впереди Тувы, но и в Туву это придет неизбежно. Повторюсь еще раз, с развитием экономики идет и процесс разрушения духовности, экологии, традиций.
Мне очень хочется помочь вам, чем могу, избежать этих потерь. Поделиться своей болью и тревогами.
«Новости Горного Алтая» © 2007-2024